Так часто можно услышать «психологи рекомендуют», «психологи говорят», «по мнению психологов», особенно это касается области воспитания детей. В какой-то момент начинает казаться, что снова и снова транслируется образ правильного материнства. А потом — опа — что-нибудь о том, что не нужно стремиться к идеалу, детям нужна «достаточно хорошая мать». Поскольку я два в одном — мать и психолог, мне бывает непросто от транслируемых окружающими посылов «тыжпсихолог» и «тыжмать» в одном флаконе.
Иногда я совсем не знаю, как обходиться со всем этим морем информации о «правильном». Но точно улавливаю тот момент, когда больше не могу. И не обхожусь никак. Перестаю читать, слушать, интересоваться темой жизни с детьми. При этом как-то хочется структурировать имеющееся.
Для меня чувства детей — это ценность. То есть мне не все равно, как они, как им там внутри самих себя. При этом я понимаю, что о том, как они я могу спрашивать, догадываться и точно не всегда знать наверняка. И это для меня тоже про право ребенка чувствовать и не делиться этими чувствами.
Но я живая. Мне бывает совершенно невыносимо, когда Даня грустит и печалится. Особенно, если на мой взгляд поводов нет или же я устроила какое-то веселье. А оно не пошло. В эти моменты хочется вытряхнуть его из вселенской грусти, спасти или осчастливить, придумать сто вариантов решения проблемы или что-то еще. И я совру, если скажу, что ничего не предпринимаю и не пытаюсь «спасти» старшего сына от грусти. Ну или я злюсь, тоже бывает.
Я могу сколько угодно знать, что детям нужно играть, шуметь, хулиганить по мелочи. А потом что-то говорю, говорю, меня не слышат — раз и рявкаю: «Дети, какого черта происходит!?» Я помню, что кричать на детей нельзя. Да и слова не все при них можно произносить. Но иногда кричу при детях или на них. В тот момент, когда у меня нет сил, а нужно что-то делать, куда-то собираться, я рявкаю, дети удивляются, знание о том, что «дети с надежной привязанностью слушаются родителей без крика» отнюдь не помогает.
Для меня ценны чувства детей. Для меня неприкосновенно тело ребенка. Для меня невозможна мысль, что детей можно бить. Не могу представить, в каком внутреннем аду можно находиться взрослому, чтобы ставить ребенка в угол, запирать где-то или унижать. Или считать это все нормальным.
Но что-то для меня вызывает вопросы и сомнения. Например, «кричать на ребенка нельзя». Я долго ранилась об эту фразу. Помню, как трехлетний Платон в самом разгаре кризиса трех лет мчался на самокате в сторону дороги. И точно я кричала: «Платон, стой!» Это кричать ребенку или на ребенка? Я могу поднимать глаза к небу и рычать от бессилия. Это кричать рядом с детьми или на них? Ранятся они от этого или нет? Мои двое нет. Пугаются? Кажется, нет. Когда я по три раза повторяю что-то, а потом говорю, что начинаю злиться, а после пятого раза рявкаю — это кричать? Я до сих пор иногда путаюсь во всем этом, не зная, как обходиться с собой и со своим криком.
При этом знаю, что унижать, обзывать, «гнобить» и стыдить детей — точно нет. Я могу злиться от бессилия или усталости. Попадать в какие-то свои чувства. Ругаться и рявкать. Но при этом мне не все равно, как моим детям, как им там — внутри себя. Я даю много поддержки. Провожу время. Разговариваю с ними. Устраиваю приключения. Беспокоюсь. Стараюсь «спасти». Где-то не даю достаточно самостоятельности. Замечаю их желания. Выбираю исполнять их желания. Выбираю исполнять свои желания, двигая их.
Дети живые. Я живая. Они разные и ведут себя по-разному. Я ошибаюсь и бываю непоследовательной. И в эти моменты знания, «как правильно» совсем не поддерживают. Меня точно поддерживает ощущение и знание, что мне не все равно, как они. И понимание того, что есть вещи для меня неприемлемые.